Эффект Эволюции - Страница 55

— Сами видите, везде одна и та же картина. Плотные массы четко по периферии, под самой мембраной, — прокомментировал череду изображений следующих друг за другом срезов руководитель медицинской службы. По тону было понятно, что он наконец «оттаял».

— Тааак, а это у нас ткааани сердечной мыыышцы, — на распев растягивая слова, произнес Андрей.

— Везде ядра разорваны. Смотри, здесь даже на четыре фрагмента, — в ответ прокомментировал Эймер. — Знаю, что тебе не по душе эти темы. Но все-таки интересно, что же он чувствовал. — Имею ввиду мальчика, — добавил Ларс. — В организме отказывает все. Страшно представить…

— Ларс, — саркастически хмыкнул, качнув головой, Горяев. — А то, что у него внутри еще кто-то жил — это, по-твоему, он нормально переносил? — В следующее мгновение после того как Андрей сказал это, его лицо резко стало серьезным. Такое часто бывает, когда человеку в голову приходит неожиданная мыль.

— А он ведь ничего и не чувствовал, — произнес после этой паузы Андрей тоном, когда говорят об очевидном, долго по какой-то нелепости остававшемся в тени.

— В смысле? — недоуменно переспросил коллега.

— Да в прямом, Ларс. Он же до последнего вел себя, как нормальный здоровый подросток своего возраста. С такими изменениями, если бы он что-то чувствовал, он бы просто…ну я не знаю… — Андрей развел руки и, пожав плечами, покачал головой. — Скорее всего, он ничего и не чувствовал, никаких проблем…

Эймер смотрел на своего коллегу с выражением удивления на лице.

— Ну, это же нормальный процесс, — продолжал Горяев. — Если мы говорим об апоптозе, то парень, по идее, ничего и не должен был чувствовать. Ты ведь не чувствуешь, как твой организм удаляет, например, избыточные клетки органов. А потом мальчик просто уснул, перестал существовать в том виде, в котором существовал — в виде жизнерадостного двенадцатилетнего подроста, не знаю его имени, допустим, Джеймса. И не было никаких трех месяцев мучений. Он даже не догадывался об этом…

— Френсис, — произнес Ларс.

— Что Френсис, — переспросил захваченный своими мыслями Андрей.

— Френсис, — повторил Ларс, — мальчика звали Френсис.

— Жизнерадостного двенадцатилетнего подростка Френсиса, — печальным тоном закончил свой монолог Горяев.

— Тут, я, пожалуй, склонен с тобой согласиться, — ответил Эймер. — Интересно, какое время действительно развивался в его теле этот организм?

— Ну, все-таки не за день же это в нем выросло… Как ты говорил, за три месяца до этого он диспансеризацию проходил? Ну вот. Если, конечно, плановое обследование способно выявить что-то подобное на ранней стадии, то, соответственно, не старше трех месяцев. — Сказав это, Андрей печально улыбнулся. — Хотя я бы на эти данные не полагался.

Горяев прошел к противоположной стене модуля и опустился на круглый, крутящийся стул.

— А вообще, ответ на эти вопросы нам даст, пожалуй, только ДНК. По крайней мере, я искренне на это надеюсь, — с оптимистичной интонацией констатировал он, прокрутившись на вращающемся стуле на 360 градусов.

— Давай прервемся ненадолго, — предложил Эймер. — Сходим пообедаем…

— Я не против, давай, — согласился Горяев и с улыбкой добавил, — Тем более, что время близится уже скорее к ужину.

В столовой они встретили Штайнмайера и еще нескольких коллег из лаборатории Андрея и подсели к ним, сдвинув два стола.

Аппетитный стейк из семги, нежно-зеленые листья салата, тонкая стружка солнечно-оранжевой моркови, сочные помидоры и стакан апельсинового сока — хорошая еда действительно способна взбодрить любого.

— Как у вас работа идет? — спросил Андрей, отправляя в рот очередной кусочек еще дымящейся, таящей во рту семги. — К седьмому числу успеете?

— Думаю, да — уверено ответил Йозеф, — с нашей стороны, по крайней мере, никаких серьезных проблем нет. Надо, чтобы технические службы нормально сработали.

— Я не сомневаюсь, что Робертс с задачей справится, — ответил Андрей, — я в нем уверен, он хороший специалист.

Допив сок, и пожелав приятного аппетита коллегам, которые еще оставались в столовой, Горяев вышел с Эймером на улицу, после чего они, беседуя, неторопливым шагом направились обратно в медицинскую лабораторию.

По дороге их, как всегда, сопровождало не спящее полярное солнце.

— Нет, коллега, я повторюсь, но я все же склоняюсь к мысли, что он ничего не чувствовал, — договорив, Андрей остановился и прицельно пнул маленький камешек, лежавший на дорожке. Камешек, пролетев метров пятнадцать над самой землей, неслышно упал на мох.

— Нууу, я думаю да, — повторив взглядом траекторию полета это маленького осколка окружающих их гор, со слегка сомневающейся интонацией ответил Ларс. После секундной остановки коллеги двинулись дальше, и Эймер продолжил свою мысль: — Если придерживаться этой точки зрения, то в последний период симптоматика для него самого, я думаю, могла быть похожа на проявления атрофии. В принципе, в практике случай не редкий, когда у некоторых пациентов при увеличенном апоптозе наблюдается прогрессивное уменьшение количества клеток в ткани…

— Я это и имею ввиду, — поддержал Андрей. — Слабость он, скорее всего, на последних этапах ощущал, возможно, даже некоторый дискомфорт.

— Дааа, — растянув последний звук, задумчиво произнес Эймер, — а если бы там все пошло нормально, вообще был бы интереснейший случай…

— Да и так не скучный, — печально вздохнув, ответил Андрей.

Модуль заполнял тихий, равномерный, не раздражающий, а скорее даже убаюкивающий гул. Гул представлял собой производное разговоров исследователей между собой, смешанных с низким, еле слышным жужжанием оборудования, шагами лаборантов, время от времени приносящих контейнеры с биологическим материалом, и редким шипением открывающихся и закрывающихся за ними автоматических дверей.